Der Spiegel, Германия
Они забирали с собой даже рулежные дорожки с аэродромов, оставляя лишь старую униформу: 20 лет назад последние советские солдаты покидали Берлин и федеральную землю Бранденбург. Фотограф Кристиан Тиль (Christian Thiel) наблюдал за этим, не выпуская из рук камеру.
Еще один взгляд на Одер, короткий кивок — и пара монеток летит из окна поезда. Бросать монеты в воду — давнишняя традиция в России: там есть примета, что в таком случае, уезжая из какого-нибудь хорошего места, обязательно вернешься обратно. Этих молодых мужчин, покидавших Германию, ждала новая жизнь — в нескольких сотнях километров к югу от Москвы. Это были последние советские солдаты, возвращавшиеся этим летним днем 1994 года из берлинского района Карлсхорст на родину. Я сопровождал их при этом с фотоаппаратом в руках.
40 лет советские войска провели на территории Германии, и почти четыре последних года мне довелось наблюдать за их выводом из Берлина и Бранденбурга и сделать за это время великое множество черно-белых снимков. Предварительно демонтировав военно-инженерные сооружения, домой отправилось в общей сложности более 500 тысяч советских солдат и офицеров с семьями, а также с танками, орудиями и боеприпасами. Там, где раньше они маршировали и расстреливали ядовитые боеприпасы, остались унылые и запущенные территории — безлюдные и огороженные шлагбаумами, которые больше не выполняли никакой функции.
Я узнал об этом проекте от фотографа Арно Фишера (Arno Fischer) из Берлина, у которого был ассистентом. Нас было четверо, и мы делили между собой работу — у каждого из нас был свой «фотографический язык». Меня интересовали, в первую очередь, такие жанры как документалистика и фото-эссе. Я стремился наблюдать за происходящим беспристрастно и избегать собственных оценок.
В детстве и юности, которые я провел в Восточной Берлине, мне лишь изредка доводилось видеть советских солдат вблизи — они почти не покидали территорию своих гарнизонов. Начиная с пятого класса, мы без особого удовольствия учили русский язык, а иногда к нам в класс приходил офицер, рассказывавший что-то об армии. Нас это не очень интересовало, потому что это была обязаловка, навязываемая нам сверху.
Автостопом на советских грузовиках
Недалеко от Эркнера (Erkner, район на восточной окраине Берлина — прим. пер.), где у моих родителей была дача, мы, будучи подростками, иногда ездили автостопом на военных грузовиках, потому что нам было лень пешком идти четыре километра до железнодорожной станции. За пару сигарет русские без проблем разрешали нам прокатиться в кузове — он всегда были вполне приветливы с нами.
В летнем лагере «Ямлитц» (Jamlitz) под Коттбусом (Cottbus) я неоднократно видел, как они в речке мыли свои танки. Когда они разувались, нас это очень веселило, потому что вместо носков у них были портянки. Они все еще носили старую советскую униформу, на рукавах которой имелись нашивки «СА».
Позднее, когда я ездил по ГДР в составе музыкальной группы, я иногда видел солдат, пытавшихся в барах обменивать некачественный бензин на выпивку. Но он никому не был нужен, потому что «убил» бы любой мотор. Тогда мы часто думали, что эти солдаты, вообще-то, бедные ребята.
Фокус с «полароидом»
Когда мы уже в 1990-х годах хотели фотографировать, как советские войска будут покидать Германию, мы к ним даже подойти не могли. Вход был разрешен лишь в уже опустевшие казармы. Но нас интересовали как раз люди. Наконец, в Карлсхорсте нам удалось попасть на закрытую территорию, где русские на нас поначалу смотрели с недоверием. Чтобы задобрить их, мы «провернули» один фокус: фотографировали солдат на камеру Polaroid и дарили им снимки. Вскоре нам удалось наладить с ними хорошие связи.
Они ночевали в огромных помещениях, в которые помещалось до 70 человек. Однажды нам разрешили попасть в один из таких залов после того, как все уже встали. Мы сделали также фотографии в прачечной почетного батальона, который маршировал перед канцлером Германии Гельмутом Колем (Helmut Kohl) и российским президентом Борисом Ельциным. Я сфотографировал также одного солдата, аккуратно брившего затылок своему сослуживцу. А когда мы увидели цветочный горшок на карнизе над ванной, предположили, что были не единственными гостями, пришедшими сюда «извне».
Другие фотографии я сделал во время утренней зарядки, во время которой десятки солдат под присмотром офицера отжимались от земли, во время строгой проверки сапог, которые по утрам должны были быть начищены до блеска, и в столовой, в которой на стенах висели какие-то безвкусные пестрые обои. В то время мне довелось общаться также с генералом Бурлаковым, последним главнокомандующим советских войск в Германии, который координировал вывод войск. Поговаривали, что он был нечист на руку, и у него даже было прозвище «Мерседес» за любовь к дорогим автомобилям.
Гречневая каша и водка
На территории Бранденбурга мы, среди прочего, побывали на «бомбодроме» под Виттштоком (Wittstock), на аэродроме Альтес Лагер (Altes Lager) под Ютербогом (Jüterbog), в гарнизонном городке Вюнсдорф (Wünsdorf) и на аэродроме Эберсвальде-Финов (Eberswalde-Finow). Из оборудования русские забирали с собой все, что только можно было забрать — они демонтировали даже рулежные дорожки для самолетов и кранами грузили бетонные плиты в товарные вагоны.
Однако один разобранный МиГ-23 они все же продали какому-то немцу. Вероятно, теперь этот самолет украшает дворик перед его домом. Часто солдаты приглашали нас на обед. Как правило, они ели гречневую кашу с каким-нибудь мясом, причем необязательно высокого качества. Иногда мы просто для вида ковырялись в этой, с позволения сказать, еде и обильно запивали ее чаем из самовара.
Каждый раз, когда очередной эшелон отправлялся на восток, их провожал военный оркестр, который после отправления поезда оставался одиноко стоять на перроне. Поездом, который в августе 1994 года вез из Карлсхорста в Курск, расположенный примерно в 500 километрах южнее Москвы, один из последних отрядов советских солдат, ехал и я — по заданию редакции «Der Spiegel». В пути рекой лилась водка. Дорога была долгой — до Москвы мы ехали целых два дня. Там состоялся небольшой парад, после которого поезд поехал дальше, в Курск, где одна турецкая фирма на немецкие деньги построила для солдат жилые дома.
После возвращения в Берлин я еще раз съездил в Вюнсдорф, где готовились к отъезду самые последние солдаты. Никто из них не горел желанием работать. Много вещей русские просто побросали: «отбракованные» старые столы, старую же униформу и даже гитары. А кошек и других домашних животным им было запрещено забирать из Германии из гигиенических соображений.
Еще один взгляд на Одер, короткий кивок — и пара монеток летит из окна поезда. Бросать монеты в воду — давнишняя традиция в России: там есть примета, что в таком случае, уезжая из какого-нибудь хорошего места, обязательно вернешься обратно. Этих молодых мужчин, покидавших Германию, ждала новая жизнь — в нескольких сотнях километров к югу от Москвы. Это были последние советские солдаты, возвращавшиеся этим летним днем 1994 года из берлинского района Карлсхорст на родину. Я сопровождал их при этом с фотоаппаратом в руках.
40 лет советские войска провели на территории Германии, и почти четыре последних года мне довелось наблюдать за их выводом из Берлина и Бранденбурга и сделать за это время великое множество черно-белых снимков. Предварительно демонтировав военно-инженерные сооружения, домой отправилось в общей сложности более 500 тысяч советских солдат и офицеров с семьями, а также с танками, орудиями и боеприпасами. Там, где раньше они маршировали и расстреливали ядовитые боеприпасы, остались унылые и запущенные территории — безлюдные и огороженные шлагбаумами, которые больше не выполняли никакой функции.
Я узнал об этом проекте от фотографа Арно Фишера (Arno Fischer) из Берлина, у которого был ассистентом. Нас было четверо, и мы делили между собой работу — у каждого из нас был свой «фотографический язык». Меня интересовали, в первую очередь, такие жанры как документалистика и фото-эссе. Я стремился наблюдать за происходящим беспристрастно и избегать собственных оценок.
В детстве и юности, которые я провел в Восточной Берлине, мне лишь изредка доводилось видеть советских солдат вблизи — они почти не покидали территорию своих гарнизонов. Начиная с пятого класса, мы без особого удовольствия учили русский язык, а иногда к нам в класс приходил офицер, рассказывавший что-то об армии. Нас это не очень интересовало, потому что это была обязаловка, навязываемая нам сверху.
Автостопом на советских грузовиках
Недалеко от Эркнера (Erkner, район на восточной окраине Берлина — прим. пер.), где у моих родителей была дача, мы, будучи подростками, иногда ездили автостопом на военных грузовиках, потому что нам было лень пешком идти четыре километра до железнодорожной станции. За пару сигарет русские без проблем разрешали нам прокатиться в кузове — он всегда были вполне приветливы с нами.
В летнем лагере «Ямлитц» (Jamlitz) под Коттбусом (Cottbus) я неоднократно видел, как они в речке мыли свои танки. Когда они разувались, нас это очень веселило, потому что вместо носков у них были портянки. Они все еще носили старую советскую униформу, на рукавах которой имелись нашивки «СА».
Позднее, когда я ездил по ГДР в составе музыкальной группы, я иногда видел солдат, пытавшихся в барах обменивать некачественный бензин на выпивку. Но он никому не был нужен, потому что «убил» бы любой мотор. Тогда мы часто думали, что эти солдаты, вообще-то, бедные ребята.
Фокус с «полароидом»
Когда мы уже в 1990-х годах хотели фотографировать, как советские войска будут покидать Германию, мы к ним даже подойти не могли. Вход был разрешен лишь в уже опустевшие казармы. Но нас интересовали как раз люди. Наконец, в Карлсхорсте нам удалось попасть на закрытую территорию, где русские на нас поначалу смотрели с недоверием. Чтобы задобрить их, мы «провернули» один фокус: фотографировали солдат на камеру Polaroid и дарили им снимки. Вскоре нам удалось наладить с ними хорошие связи.
Они ночевали в огромных помещениях, в которые помещалось до 70 человек. Однажды нам разрешили попасть в один из таких залов после того, как все уже встали. Мы сделали также фотографии в прачечной почетного батальона, который маршировал перед канцлером Германии Гельмутом Колем (Helmut Kohl) и российским президентом Борисом Ельциным. Я сфотографировал также одного солдата, аккуратно брившего затылок своему сослуживцу. А когда мы увидели цветочный горшок на карнизе над ванной, предположили, что были не единственными гостями, пришедшими сюда «извне».
Другие фотографии я сделал во время утренней зарядки, во время которой десятки солдат под присмотром офицера отжимались от земли, во время строгой проверки сапог, которые по утрам должны были быть начищены до блеска, и в столовой, в которой на стенах висели какие-то безвкусные пестрые обои. В то время мне довелось общаться также с генералом Бурлаковым, последним главнокомандующим советских войск в Германии, который координировал вывод войск. Поговаривали, что он был нечист на руку, и у него даже было прозвище «Мерседес» за любовь к дорогим автомобилям.
Гречневая каша и водка
На территории Бранденбурга мы, среди прочего, побывали на «бомбодроме» под Виттштоком (Wittstock), на аэродроме Альтес Лагер (Altes Lager) под Ютербогом (Jüterbog), в гарнизонном городке Вюнсдорф (Wünsdorf) и на аэродроме Эберсвальде-Финов (Eberswalde-Finow). Из оборудования русские забирали с собой все, что только можно было забрать — они демонтировали даже рулежные дорожки для самолетов и кранами грузили бетонные плиты в товарные вагоны.
Однако один разобранный МиГ-23 они все же продали какому-то немцу. Вероятно, теперь этот самолет украшает дворик перед его домом. Часто солдаты приглашали нас на обед. Как правило, они ели гречневую кашу с каким-нибудь мясом, причем необязательно высокого качества. Иногда мы просто для вида ковырялись в этой, с позволения сказать, еде и обильно запивали ее чаем из самовара.
Каждый раз, когда очередной эшелон отправлялся на восток, их провожал военный оркестр, который после отправления поезда оставался одиноко стоять на перроне. Поездом, который в августе 1994 года вез из Карлсхорста в Курск, расположенный примерно в 500 километрах южнее Москвы, один из последних отрядов советских солдат, ехал и я — по заданию редакции «Der Spiegel». В пути рекой лилась водка. Дорога была долгой — до Москвы мы ехали целых два дня. Там состоялся небольшой парад, после которого поезд поехал дальше, в Курск, где одна турецкая фирма на немецкие деньги построила для солдат жилые дома.
После возвращения в Берлин я еще раз съездил в Вюнсдорф, где готовились к отъезду самые последние солдаты. Никто из них не горел желанием работать. Много вещей русские просто побросали: «отбракованные» старые столы, старую же униформу и даже гитары. А кошек и других домашних животным им было запрещено забирать из Германии из гигиенических соображений.
Многие из этих «осиротевших» гарнизонов по-прежнему заставлены старым вооружением и топливом, что затрудняет их альтернативное использование. Зато фотографам здесь настоящее раздолье — они могут сделать здесь поистине уникальные снимки.
Комментариев нет:
Отправить комментарий