ИА REGNUM
За последний десяток лет мир изменился весьма радикально. С 2003-го началась эпоха откровенно неоколониальных войн, всё более превращающихся в рутину. По странам третьего мира прокатилась волна мятежей. При этом за вспышками войн и революций всё более проглядывает противостояние между Западом и формирующимся антизападным блоком во главе с КНР. При этом оно имеет не только "периферийный" характер. США наращивают своё военное присутствие в Восточной Азии - так, основные силы американского флота "дрейфуют" в Тихий океан, расширяется и реконструируется сеть баз. Китай стремительно наращивает ВВС и флот, формируя собственную сеть опорных пунктов, уже доходящую до "ворот" Персидского залива. По сути, мы вступаем в эпоху биполярного мира и новой холодной войны. Вопрос в том, останется ли она холодной.
Насколько далеко может зайти противостояние? Заглянем в предыдущую "эпоху войн и революций" - точнее, в период перед Первой мировой. Каковы были предпосылки для начала глобальной войны, фактически шедшей с перерывами более тридцати лет?
Во-первых, мир 1913-го года - это мир дорогих ресурсов. Цена на уголь, являвшийся тогда основным энергоносителем, достигла своего пика, который был превзойдён только во время предкризисного ценового ралли "нулевых". То же касалось практически всего остального сырья и его непосредственных производных - хлопка, меди, железа, чугуна и т.д. Быстро росли и цены на продовольствие - иными словами, развивалась агфляция. Так, в традиционно аграрной России оптовые цены на пшеницу в 1901-1912 гг. возросли на 44%.
При этом добыча угля проделала примечательную эволюцию. Изначально уголь добывался из лёгкодоступных месторождений в непосредственной близости от потребителя - например, в Англии. Однако к 1860-м эти месторождения были истощены и наступил период "сырьевой глобализации" - энергоноситель стал ввозиться из стран периферии. На третьем этапе легкодоступные запасы закончились и там. Результатом стал вынужденный переход к добыче угля из глубоких месторождений, тонких пластов и т.п. Между тем, потребление быстро росло. В итоге эпоха дешёвого угля закончилась - после 1907-го года мир пережил ценовое ралли. Разумеется, уголь как таковой не "иссяк" - так, США в 2008-м добыли вдвое больше, чем в 1913-м. Однако сейчас для этого используются технологии, в начале ХХ века недоступные. "Угольную" ситуацию можно считать более или менее типичной для ресурсной базы в целом.
Во-вторых, это мир "первой глобализации". К 1913-му доля международной торговли в мировом ВВП достигла 33% - второй раз это случилось только в середине 1990-х. Тогда же был воспроизведён и уровень 1913-го года в приложении к иностранным инвестициям (3,3% мирового ВВП). Иными словами, в начале ХХ века интенсивность экономических связей между странами мало чем уступала достигнутой в процессе "второй" глобализации.
В-третьих - это эпоха впечатляющего развития финансовых рынков. Так, в большинстве стран величина рынков акций относительно ВВП, имевшая место быть в 1913-м году, была вторично достигнута только в конце 1990-х.
При этом глобализация и бурное развитие финансового сектора имели вполне очевидный подтекст. По мере того, как технологический уклад "угля и стали" распространялся по миру, росла конкуренция. Как следствие, в погоне за ускользающей прибылью капитал покидал реальный сектор и отправлялся на финансовый рынок, многократно увеличивая его объём. Другим вариантом был экспорт капитала на периферию, где дешёвая рабочая сила и дешёвые ресурсы ещё могли обеспечить его приемлемую доходность. Однако промышленный рост на периферии дополнительно усиливал конкуренцию и увеличивал потребность в ресурсах. Как и сейчас, глобализация в долгосрочной перспективе усугубляла проблемы, которые была призвана решить.
При этом рост цен на сырьё, глобализация и опережающее развитие финансовых рынков в действительности были разными симптомами одной болезни. Технологический уклад угля и стали, успешно развивавшийся весь XIX век, подошёл к пределам своего роста. Элементы нового уклада развивались быстро - но недостаточно быстро, чтобы компенсировать кризис предыдущего.
Нетрудно заметить, что нынешняя ситуация во многом воспроизводит положение дел столетней давности - причём в более жёсткой форме. Так, чудовищное раздувание финансового сектора в "нулевых" и колоссальная по масштабам деиндустриализация развитых стран далеко превосходят "аналоги" начала ХХ века. Столь же показательна динамика сырьевого и аграрного секторов. Например, пик производства нефти в США был достигнут в 1971-м году - и с тех пор шёл процесс, аналогичный истощению легкодоступных месторождений угля в Англии второй половины XIX века. Вторая стадия ("сырьевая глобализация") тоже себя исчерпала. Сейчас мир находится на этапе, аналогичном периоду после 1907-го в пределах "угольной эры" - идёт вынужденный переход к разработке "проблемных" месторождений с высокой себестоимостью добычи. При этом производство угля в начале ХХ века всё же быстро росло, несмотря на все затруднения. Напротив, добыча нефти в 2005-2012 гг., по сути, стагнировала, и явно намерена продолжать стагнировать дальше. Сходная ситуация характерна и для длинного списка других ресурсов. Между тем, их потребление будет неизбежно расти - подъём Азии далек от завершения.
Практически такая же ситуация и в сельском хозяйстве - в отличии от периода перед Первой мировой, производство продовольствия растёт ограниченными темпами при громадном росте потребления. В итоге цены на продовольствие в течение "нулевых" практически удвоились, и вырастут ещё в 2-3 раза к 2030-му году.
Иными словами, нынешний технологический уклад "выдохся" в гораздо большей степени, чем уклад "угля и стали" к 1913-му. Между тем, ситуация в экономике непосредственно влияет на ситуацию политическую.
Посмотрим на мир начала ХХ века. Достижение пределов роста тогда вылилось, во-первых, в цепочку революций (иранская 1905-11, русская 1905-07, младотурецкая 1908-09, синхайская 1911-13) - зачастую прямо стимулированных агфляцией. Во-вторых, усиление конкуренции и дефицита сырья спровоцировало вспышку конфликтов за рынки сбыта и доступ к ресурсам. С 1884 г. резко усиливается колониальная активность - так, происходит раздел Африки. К началу ХХ века мир оказывается поделен - и начинаются войны за его передел (испано-американская 1898, англо-бурская 1899-1901, русско-японская 1904-05, итало-турецкая 1911-12, балканские 1912-13). Нетрудно заметить, что кризис "экономики нефти" породил практически те же эффекты.
Между тем, финальным аккордом в серии войн за передел мира стала Первая мировая, корни которой лежат всё в том же кризисе технологического уклада "угля и стали". Рост цен на сырьё и продовольствие при параллельном росте конкуренции привёл к тому, что торговый баланс большинства развитых стран стал отрицательным - стоимость ввоза превысила стоимость вывоза. Англия покрывала дефицит платёжного баланса за счёт доходов от инвестиций в странах империи, Франция - за счёт международного "ростовщичества". Однако Германия, лишённая обширных колониальных владений и финансовой мощи "старых" игроков, оказалась неспособна это сделать. Платёжный баланс Берлина оказался хронически отрицательным - и проблему пришлось решать с помощью шрапнели.
Сейчас торговый баланс большинства развитых стран отрицателен. Для США и Еврозоны характерен и дефицит платёжного баланса, покрываемый за счёт эмиссии резервной валюты. При этом выход из кризиса скорее усугубит проблему, чем решит - новый виток повышения цен на сырьё в этом случае неизбежен. По сути, изрядная часть мира оказалась в "германской" ситуации.
Перейдём теперь на более локальный уровень. Как и в наши дни, период перед Первой мировой - это эпоха подъёма новых "центров силы", теснящих некогда безусловных гегемонов. При этом и тогда, и сейчас автоматически возникала ситуация, когда противоречия рано или поздно становились непреодолимыми. Посмотрим, как происходило взаимодействие между "гегемонами" и "претендентами" в конце ХIХ - начале ХХ веков.
Нынешняя пара крупнейших экономик мира - Китай и США - по сути, дублирует взаимодействие между Германией и Англией столетней давности и экономически, и геополитически. К 1913-му году быстро растущая (с 1870-го промпроизводство во Втором рейхе выросло в шесть раз) Германия превратилась во вторую индустриальную державу мира, далеко обогнав британцев по основным показателям. Однако внутренний рынок страны оставался узким - заработная плата рабочих была примерно в полтора раза ниже английской, а всё ещё многочисленное (около 40%) сельское население оставалось бедным по европейским меркам. В итоге Второй рейх превратился в крупнейшего экспортёра промышленной продукции - с 1900 по 1913-й год его экспорт увеличился в 2,4 раза.
В Англии происходили противоположные процессы. Между 1870-м и 1913-м страна по объёмам промышленного производства переместилась с первого места на третье. Однако при этом она оставалась финансовым лидером. Лондон сохранял позиции мирового финансового центра, количество колониальных отделений британских банков превышало те же показатели у конкурентов даже не в разы - на порядки. Великобритания являлась эмитентом тогдашней международной валюты - английский фунт выполнял нынешние функции американского доллара. При этом, несмотря на формальное господство золотого стандарта, британцы, по сути, проводили ту же валютную политику, что и нынешние США. Хотя золотой запас страны давно уступал германскому, эмиссия фунта продолжалась в нарастающих масштабах. В итоге Англия оставалась богатейшей страной мира и важнейшим рынком сбыта.
Как следствие, германская и британская экономики оказались весьма взаимосвязаны. Для Германии Англия была важнейшим торговым партнёром, для Англии Германия - вторым по значимости после "своей" Индии. При этом немецкий экспорт активно вытеснял английские товары с британского рынка и рынка стран империи. Так, за 1871-1889 годы немцы увеличили свое присутствие в Австралии на 400%, в то время как британцы потеряли там 20%. Побочным эффектом германских (и американских) успехов стала постепенная сдача позиций фунта как ключевой международной валюты - при этом марка выступала в качестве одного из самых серьёзных конкурентов.
Иными словами, Англия и Германия взаимодействовали примерно так же, как США и Китай. Существенная разница состоит в том, что нынешние Штаты объединяют британские черты "уходящего гегемона" с "германскими" перекосами экономики, толкнувшими Второй рейх к переделу мира. Если Британия компенсировала дефицит торгового баланса в основном за счёт доходов от иностранных инвестиций, то США покрывают его за счёт импорта капитала - источника куда более шаткого. Как следствие, подъём новых центров силы, способных оттянуть потоки инвестиций на себя, чреват для США сваливанием в чисто германскую ситуацию принципиально не покрываемого дефицита платёжного баланса.
Вернёмся в 1913-й. Экономические противоречия между Лондоном и Берлином перед Первой мировой усугублялись геополитическими. Быстро растущая экономика Германии критически зависела от импорта сырья и экспорта готовой продукции - однако между рейхом и внешними рынками стояли Британия и её Гранд Флит. По сути, немцев держали за горло - и активно этим пользовались. Так, германская экспансия в Южной Африке была оборвана англо-бурской войной. Как следствие, появился "план Тирпица", предусматривающий создание флота, способного противостоять британскому. Однако такой флот автоматически превращался в смертельную угрозу для островной Англии.
За последний десяток лет мир изменился весьма радикально. С 2003-го началась эпоха откровенно неоколониальных войн, всё более превращающихся в рутину. По странам третьего мира прокатилась волна мятежей. При этом за вспышками войн и революций всё более проглядывает противостояние между Западом и формирующимся антизападным блоком во главе с КНР. При этом оно имеет не только "периферийный" характер. США наращивают своё военное присутствие в Восточной Азии - так, основные силы американского флота "дрейфуют" в Тихий океан, расширяется и реконструируется сеть баз. Китай стремительно наращивает ВВС и флот, формируя собственную сеть опорных пунктов, уже доходящую до "ворот" Персидского залива. По сути, мы вступаем в эпоху биполярного мира и новой холодной войны. Вопрос в том, останется ли она холодной.
Насколько далеко может зайти противостояние? Заглянем в предыдущую "эпоху войн и революций" - точнее, в период перед Первой мировой. Каковы были предпосылки для начала глобальной войны, фактически шедшей с перерывами более тридцати лет?
Во-первых, мир 1913-го года - это мир дорогих ресурсов. Цена на уголь, являвшийся тогда основным энергоносителем, достигла своего пика, который был превзойдён только во время предкризисного ценового ралли "нулевых". То же касалось практически всего остального сырья и его непосредственных производных - хлопка, меди, железа, чугуна и т.д. Быстро росли и цены на продовольствие - иными словами, развивалась агфляция. Так, в традиционно аграрной России оптовые цены на пшеницу в 1901-1912 гг. возросли на 44%.
При этом добыча угля проделала примечательную эволюцию. Изначально уголь добывался из лёгкодоступных месторождений в непосредственной близости от потребителя - например, в Англии. Однако к 1860-м эти месторождения были истощены и наступил период "сырьевой глобализации" - энергоноситель стал ввозиться из стран периферии. На третьем этапе легкодоступные запасы закончились и там. Результатом стал вынужденный переход к добыче угля из глубоких месторождений, тонких пластов и т.п. Между тем, потребление быстро росло. В итоге эпоха дешёвого угля закончилась - после 1907-го года мир пережил ценовое ралли. Разумеется, уголь как таковой не "иссяк" - так, США в 2008-м добыли вдвое больше, чем в 1913-м. Однако сейчас для этого используются технологии, в начале ХХ века недоступные. "Угольную" ситуацию можно считать более или менее типичной для ресурсной базы в целом.
Во-вторых, это мир "первой глобализации". К 1913-му доля международной торговли в мировом ВВП достигла 33% - второй раз это случилось только в середине 1990-х. Тогда же был воспроизведён и уровень 1913-го года в приложении к иностранным инвестициям (3,3% мирового ВВП). Иными словами, в начале ХХ века интенсивность экономических связей между странами мало чем уступала достигнутой в процессе "второй" глобализации.
В-третьих - это эпоха впечатляющего развития финансовых рынков. Так, в большинстве стран величина рынков акций относительно ВВП, имевшая место быть в 1913-м году, была вторично достигнута только в конце 1990-х.
При этом глобализация и бурное развитие финансового сектора имели вполне очевидный подтекст. По мере того, как технологический уклад "угля и стали" распространялся по миру, росла конкуренция. Как следствие, в погоне за ускользающей прибылью капитал покидал реальный сектор и отправлялся на финансовый рынок, многократно увеличивая его объём. Другим вариантом был экспорт капитала на периферию, где дешёвая рабочая сила и дешёвые ресурсы ещё могли обеспечить его приемлемую доходность. Однако промышленный рост на периферии дополнительно усиливал конкуренцию и увеличивал потребность в ресурсах. Как и сейчас, глобализация в долгосрочной перспективе усугубляла проблемы, которые была призвана решить.
При этом рост цен на сырьё, глобализация и опережающее развитие финансовых рынков в действительности были разными симптомами одной болезни. Технологический уклад угля и стали, успешно развивавшийся весь XIX век, подошёл к пределам своего роста. Элементы нового уклада развивались быстро - но недостаточно быстро, чтобы компенсировать кризис предыдущего.
Нетрудно заметить, что нынешняя ситуация во многом воспроизводит положение дел столетней давности - причём в более жёсткой форме. Так, чудовищное раздувание финансового сектора в "нулевых" и колоссальная по масштабам деиндустриализация развитых стран далеко превосходят "аналоги" начала ХХ века. Столь же показательна динамика сырьевого и аграрного секторов. Например, пик производства нефти в США был достигнут в 1971-м году - и с тех пор шёл процесс, аналогичный истощению легкодоступных месторождений угля в Англии второй половины XIX века. Вторая стадия ("сырьевая глобализация") тоже себя исчерпала. Сейчас мир находится на этапе, аналогичном периоду после 1907-го в пределах "угольной эры" - идёт вынужденный переход к разработке "проблемных" месторождений с высокой себестоимостью добычи. При этом производство угля в начале ХХ века всё же быстро росло, несмотря на все затруднения. Напротив, добыча нефти в 2005-2012 гг., по сути, стагнировала, и явно намерена продолжать стагнировать дальше. Сходная ситуация характерна и для длинного списка других ресурсов. Между тем, их потребление будет неизбежно расти - подъём Азии далек от завершения.
Практически такая же ситуация и в сельском хозяйстве - в отличии от периода перед Первой мировой, производство продовольствия растёт ограниченными темпами при громадном росте потребления. В итоге цены на продовольствие в течение "нулевых" практически удвоились, и вырастут ещё в 2-3 раза к 2030-му году.
Иными словами, нынешний технологический уклад "выдохся" в гораздо большей степени, чем уклад "угля и стали" к 1913-му. Между тем, ситуация в экономике непосредственно влияет на ситуацию политическую.
Посмотрим на мир начала ХХ века. Достижение пределов роста тогда вылилось, во-первых, в цепочку революций (иранская 1905-11, русская 1905-07, младотурецкая 1908-09, синхайская 1911-13) - зачастую прямо стимулированных агфляцией. Во-вторых, усиление конкуренции и дефицита сырья спровоцировало вспышку конфликтов за рынки сбыта и доступ к ресурсам. С 1884 г. резко усиливается колониальная активность - так, происходит раздел Африки. К началу ХХ века мир оказывается поделен - и начинаются войны за его передел (испано-американская 1898, англо-бурская 1899-1901, русско-японская 1904-05, итало-турецкая 1911-12, балканские 1912-13). Нетрудно заметить, что кризис "экономики нефти" породил практически те же эффекты.
Между тем, финальным аккордом в серии войн за передел мира стала Первая мировая, корни которой лежат всё в том же кризисе технологического уклада "угля и стали". Рост цен на сырьё и продовольствие при параллельном росте конкуренции привёл к тому, что торговый баланс большинства развитых стран стал отрицательным - стоимость ввоза превысила стоимость вывоза. Англия покрывала дефицит платёжного баланса за счёт доходов от инвестиций в странах империи, Франция - за счёт международного "ростовщичества". Однако Германия, лишённая обширных колониальных владений и финансовой мощи "старых" игроков, оказалась неспособна это сделать. Платёжный баланс Берлина оказался хронически отрицательным - и проблему пришлось решать с помощью шрапнели.
Сейчас торговый баланс большинства развитых стран отрицателен. Для США и Еврозоны характерен и дефицит платёжного баланса, покрываемый за счёт эмиссии резервной валюты. При этом выход из кризиса скорее усугубит проблему, чем решит - новый виток повышения цен на сырьё в этом случае неизбежен. По сути, изрядная часть мира оказалась в "германской" ситуации.
Перейдём теперь на более локальный уровень. Как и в наши дни, период перед Первой мировой - это эпоха подъёма новых "центров силы", теснящих некогда безусловных гегемонов. При этом и тогда, и сейчас автоматически возникала ситуация, когда противоречия рано или поздно становились непреодолимыми. Посмотрим, как происходило взаимодействие между "гегемонами" и "претендентами" в конце ХIХ - начале ХХ веков.
Нынешняя пара крупнейших экономик мира - Китай и США - по сути, дублирует взаимодействие между Германией и Англией столетней давности и экономически, и геополитически. К 1913-му году быстро растущая (с 1870-го промпроизводство во Втором рейхе выросло в шесть раз) Германия превратилась во вторую индустриальную державу мира, далеко обогнав британцев по основным показателям. Однако внутренний рынок страны оставался узким - заработная плата рабочих была примерно в полтора раза ниже английской, а всё ещё многочисленное (около 40%) сельское население оставалось бедным по европейским меркам. В итоге Второй рейх превратился в крупнейшего экспортёра промышленной продукции - с 1900 по 1913-й год его экспорт увеличился в 2,4 раза.
В Англии происходили противоположные процессы. Между 1870-м и 1913-м страна по объёмам промышленного производства переместилась с первого места на третье. Однако при этом она оставалась финансовым лидером. Лондон сохранял позиции мирового финансового центра, количество колониальных отделений британских банков превышало те же показатели у конкурентов даже не в разы - на порядки. Великобритания являлась эмитентом тогдашней международной валюты - английский фунт выполнял нынешние функции американского доллара. При этом, несмотря на формальное господство золотого стандарта, британцы, по сути, проводили ту же валютную политику, что и нынешние США. Хотя золотой запас страны давно уступал германскому, эмиссия фунта продолжалась в нарастающих масштабах. В итоге Англия оставалась богатейшей страной мира и важнейшим рынком сбыта.
Как следствие, германская и британская экономики оказались весьма взаимосвязаны. Для Германии Англия была важнейшим торговым партнёром, для Англии Германия - вторым по значимости после "своей" Индии. При этом немецкий экспорт активно вытеснял английские товары с британского рынка и рынка стран империи. Так, за 1871-1889 годы немцы увеличили свое присутствие в Австралии на 400%, в то время как британцы потеряли там 20%. Побочным эффектом германских (и американских) успехов стала постепенная сдача позиций фунта как ключевой международной валюты - при этом марка выступала в качестве одного из самых серьёзных конкурентов.
Иными словами, Англия и Германия взаимодействовали примерно так же, как США и Китай. Существенная разница состоит в том, что нынешние Штаты объединяют британские черты "уходящего гегемона" с "германскими" перекосами экономики, толкнувшими Второй рейх к переделу мира. Если Британия компенсировала дефицит торгового баланса в основном за счёт доходов от иностранных инвестиций, то США покрывают его за счёт импорта капитала - источника куда более шаткого. Как следствие, подъём новых центров силы, способных оттянуть потоки инвестиций на себя, чреват для США сваливанием в чисто германскую ситуацию принципиально не покрываемого дефицита платёжного баланса.
Вернёмся в 1913-й. Экономические противоречия между Лондоном и Берлином перед Первой мировой усугублялись геополитическими. Быстро растущая экономика Германии критически зависела от импорта сырья и экспорта готовой продукции - однако между рейхом и внешними рынками стояли Британия и её Гранд Флит. По сути, немцев держали за горло - и активно этим пользовались. Так, германская экспансия в Южной Африке была оборвана англо-бурской войной. Как следствие, появился "план Тирпица", предусматривающий создание флота, способного противостоять британскому. Однако такой флот автоматически превращался в смертельную угрозу для островной Англии.
Комментариев нет:
Отправить комментарий