10:36 31/08/2012
Александр Баранов, Лондон, для РИА Новости.
Я хорошо помню Лондон 31 августа 1997 года. Никогда на моей памяти этот самоуверенный мегаполис не казался таким потерянным. В вагонах метро, магазинах - везде, где бы я ни оказывался в тот день, висела непривычная тишина. В кафе на Флит-стрит всегда шумные в обеденный перерыв клерки молча жевали сэндвичи с беконом и прятали глаза, пытаясь не выдать своих чувств постороннему.
Все уже знали, что произошло, но никто не говорил о случившемся. Никто не охал, не собирался в кучки и не обсуждал последние новости из Парижа, где в клинике Hospital de la Pitie Salpetriere в 4 часа утра от ран, полученных в автомобильной катастрофе, скончалась "народная принцесса". Англичане, как им и положено, стоически переживали общее горе молча, поодиночке.
Принцесса - тоже человек
застрявшего где-то в далеких викторианских временах великой империи, ничто не угрожало. Аристократы, как и раньше, казались простым британцам экзотическими существами с Марса, жившими своей особой, никак не пересекавшейся с народом жизнью.
После свадьбы, однако, все пошло наперекосяк. Принцесса Уэльская решительно не вписалась в викторианские нравы Букингемского дворца.
Диана открыла британцам глаза на многие новые тогда для них вещи. Оказалось, например, что почти ничто человеческое королевским особам не чуждо: они точно также могут быть неприкаянными в семье, болеть странной болезнью под названием булимия и искренне переживать от сознания собственной ненужности.
И даже ежедневные походы Дианы в спортзал в сопровождении толпы папарацци сближали: принцессам тоже приходится ежедневно потеть, чтобы хоть как-то сохранить фигуру. Английские домохозяйки во всех уголках страны переживали за нее, как за родную.
Тяга к состраданию
Рассказывают, что во время различных визитов Чарльза и Дианы организаторы выстраивали две очереди "из народа": одну к принцу, другую к принцессе.
Очереди напряженно ждали, к какой подойдет Диана. Стоило ей сделать шаг, и счастливчики уже ликовали, доставшиеся же Чарльзу даже не скрывали досады. Неудивительно, что принц чувствовал себя в таком браке все более и более неловко.
Диана же нашла себе новую роль. Начиная с середины 1980-х, имя принцессы Уэльской стало все чаще ассоциироваться с благотворительностью.
Она стала президентом крупнейшей в стране детской больницы, знаменитой "Грейт Ормонд-стрит", помогала больным СПИДом, бездомным, прокаженным, детям, престарелым и боролась за всеобщий запрет противопехотных мин.
Тем или иным образом Диана участвовала в работе более 100 благотворительных организаций. Принцесса, наконец, обнаружила в себе талант: это была ее неудержимая тяга к состраданию.
Талант этот, впрочем, сочетался с другим ее достоинством - выдающейся способностью манипулировать средствами массовой информации.
Впрочем, собственное аристократическое происхождение после развода волновало Диану меньше всего. Она посвятила свою жизнь сыновьям и поиску тихой гавани.
Усугубило ситуацию решение недолюбливавшей Диану королевы уединиться в своем шотландском замке Бэлмор вместе с внуками. Как сказал тогда представитель двора, принцы для нее были важнее "переживаний лондонской толпы с бумажными салфетками наготове ".
Эмоциональная революция
Недовольство Букингемским дворцом вылилось в плохо скрываемый гнев, в опросах общественного мнения взлетело до рекордной отметки число сторонников республики, и правительство уже беспокоил надвигавшийся кризис института монархии.
"Я, например, - призналась она, - считаю необходимым извлечь уроки из ее жизни и необычайной, трогательной реакции на ее смерть".
Не меньше публику удивили и обороты речи, такие как "От всего сердца", столь нехарактерные для выступлений монарха.
Нужно знать вековые монаршие традиции и протоколы, чтобы оценить, в какой степени из ряда вон выходящим было это проявление простых человеческих чувств.
Для британцев это была настоящая эмоциональная революция. С тех пор прочно укоренившийся в российском сознании стоический образ чопорного англичанина все меньше и меньше соответствует действительности - новое поколение уже не стесняется проявлять эмоции на людях, и вас теперь даже может обнять малознакомый человек, что еще 20 лет назад было здесь делом совершенно неслыханным.
Конечно, и сам Лондон изменился с тех пор, он стал более многокультурным и открытым новым веяниям. Но пример англичанам еще в конце прошлого века подала Диана - своим неприятием викторианских традиций и открытым сопереживанием простым людям.
"Ее толкнули"
Я хорошо помню Лондон 31 августа 1997 года. Никогда на моей памяти этот самоуверенный мегаполис не казался таким потерянным. В вагонах метро, магазинах - везде, где бы я ни оказывался в тот день, висела непривычная тишина. В кафе на Флит-стрит всегда шумные в обеденный перерыв клерки молча жевали сэндвичи с беконом и прятали глаза, пытаясь не выдать своих чувств постороннему.
Все уже знали, что произошло, но никто не говорил о случившемся. Никто не охал, не собирался в кучки и не обсуждал последние новости из Парижа, где в клинике Hospital de la Pitie Salpetriere в 4 часа утра от ран, полученных в автомобильной катастрофе, скончалась "народная принцесса". Англичане, как им и положено, стоически переживали общее горе молча, поодиночке.
Подобное ощущение висевшей в воздухе трагедии еще раз я пережил лишь однажды, четыре года спустя, в пустом, как город-призрак, Сан-Франциско, 11 сентября 2001 года, в день нападения террористов Аль-Каиды на Нью-Йорк. При всем несопоставимом различии событий, реакцию на них объединяло всеобщее ощущение того, что мир уже не будет таким, каким он был вчера.
Осенью 1997-го лондонцев это чувство не обмануло: смерть принцессы Уэльской навсегда изменила не только британскую монархию, но и самих британцев.Принцесса - тоже человек
Начало всей этой истории, впрочем, никаких особых катаклизмов не предвещало. Представительница древнего аристократического рода, получившая безупречное воспитание и никудышное образование, Диана Спенсер, как никто, подходила на роль старомодной безмолвной принцессы.
Ее пышная свадьба с принцем Чарльзом, состоявшаяся в 1981 году, отвечала вековым канонам жанра: толпы зевак восторженно следили за помпезной церемоний, с упоением обсуждали наряды и обручальное кольцо за 30 тысяч фунтов и, казалось, устоям королевского двора, 
застрявшего где-то в далеких викторианских временах великой империи, ничто не угрожало. Аристократы, как и раньше, казались простым британцам экзотическими существами с Марса, жившими своей особой, никак не пересекавшейся с народом жизнью.
После свадьбы, однако, все пошло наперекосяк. Принцесса Уэльская решительно не вписалась в викторианские нравы Букингемского дворца.
Ее природная тяга к "униженным и оскорбленным" и стремление к простым, искренним человеческим чувствам категорически противоречили самой природе английского аристократизма. А привлекшая когда-то внимание принца скромная девичья красота обернулась невероятной харизмой, стремительно превращавшей Диану из застенчивой принцессы в мировую суперзвезду с независимыми взглядами на жизнь.
AFP/ Johnny Eggitt
Диана, принцесса Уэльская
И даже ежедневные походы Дианы в спортзал в сопровождении толпы папарацци сближали: принцессам тоже приходится ежедневно потеть, чтобы хоть как-то сохранить фигуру. Английские домохозяйки во всех уголках страны переживали за нее, как за родную.
Тяга к состраданию
Рассказывают, что во время различных визитов Чарльза и Дианы организаторы выстраивали две очереди "из народа": одну к принцу, другую к принцессе.
Очереди напряженно ждали, к какой подойдет Диана. Стоило ей сделать шаг, и счастливчики уже ликовали, доставшиеся же Чарльзу даже не скрывали досады. Неудивительно, что принц чувствовал себя в таком браке все более и более неловко.
Диана же нашла себе новую роль. Начиная с середины 1980-х, имя принцессы Уэльской стало все чаще ассоциироваться с благотворительностью.
Она стала президентом крупнейшей в стране детской больницы, знаменитой "Грейт Ормонд-стрит", помогала больным СПИДом, бездомным, прокаженным, детям, престарелым и боролась за всеобщий запрет противопехотных мин.
Тем или иным образом Диана участвовала в работе более 100 благотворительных организаций. Принцесса, наконец, обнаружила в себе талант: это была ее неудержимая тяга к состраданию.
Талант этот, впрочем, сочетался с другим ее достоинством - выдающейся способностью манипулировать средствами массовой информации.
Принцесса Диана, обнимающая ВИЧ-инфицированного, танцующая вальс с Джоном Траволтой в Белом доме, утешающая больных в лепрозории и храбро шагающая в бронежилете вдоль минного поля, - ее снимки не сходили с первых полос. Фотографический образ Дианы, прекрасной и сострадающей, стал иконой поколения.
Развод, любовь, смертьСамой принцессе это, впрочем, мало помогло. Принц Чарльз возобновил отношения со своей старой подругой Камиллой Паркер-Боулз, Диана признала в интервью Би-би-си наличие в ее семье любовного треугольника, и после этого пути назад уже не было.
В декабре 1995 года королева предложила супругам разойтись. Предложение было поддержано премьер-министром и советниками Ее величества. AFP/ Johnny Eggitt
Леди Диана и принц Чарльз с сыновьями Уильямом и Гарри
Официально Чарльз и Диана развелись в августе следующего года. Диана потеряла титул Ее королевского высочества, но осталась принцессой Уэльской и членом королевской семьи, поскольку была матерью сыновей Уильяма и Гарри - наследников престола второй и третьей очереди.
Как рассказывает биограф Дианы Тина Браун, супруг королевы, герцог Эдинбургский, предупредил тогда свою бывшую сноху: "Будешь плохо вести себя, детка, - лишим титула". На что Диана ответила: "Мой титул намного древнее вашего, Филипп". Действительно, род Спенсеров в этом смысле мог поспорить с Виндзорами.Впрочем, собственное аристократическое происхождение после развода волновало Диану меньше всего. Она посвятила свою жизнь сыновьям и поиску тихой гавани.
Какое-то время даже мечтала об уединенной семейной жизни со своим близким другом, пакистанским врачом Хаснатом Ханом, которого после ее смерти друзья Дианы называли "любовью всей ее жизни". Но вскоре жизнь ее совершила крутой поворот. В окружении Дианы появился богатый плейбой Доди аль-Файед, в компании которого она вскоре и погибла в парижской автокатастрофе.
Сразу после этой трагедии, в первые дни сентября 1997, в Англии заговорили о конце эпохи и скором падении монархии, о безнадежно отставшей от времени, никому не интересной семье Виндзоров, об их открытом снобизме и пренебрежении общественным мнением.Усугубило ситуацию решение недолюбливавшей Диану королевы уединиться в своем шотландском замке Бэлмор вместе с внуками. Как сказал тогда представитель двора, принцы для нее были важнее "переживаний лондонской толпы с бумажными салфетками наготове ".
Эмоциональная революция
Недовольство Букингемским дворцом вылилось в плохо скрываемый гнев, в опросах общественного мнения взлетело до рекордной отметки число сторонников республики, и правительство уже беспокоил надвигавшийся кризис института монархии.
То, что случилось потом, прецедента в истории британской короны не имело: королева, осознав свою ошибку, срочно вернулась в Лондон и появилась в той самой "толпе с бумажными салфетками", демонстрируя людям свое сочувствие.
Но это было только начало. В своем выступлении из Букингемского дворца Ее величество произнесла слова, которых от королевы не ждал никто."Я, например, - призналась она, - считаю необходимым извлечь уроки из ее жизни и необычайной, трогательной реакции на ее смерть".
Не меньше публику удивили и обороты речи, такие как "От всего сердца", столь нехарактерные для выступлений монарха.
Нужно знать вековые монаршие традиции и протоколы, чтобы оценить, в какой степени из ряда вон выходящим было это проявление простых человеческих чувств.
На похоронах Дианы королева в нарушение этикета склонила голову. Этот жест шокировал аристократию: ни перед кем британский монарх не склоняет голову, кроме почивших глав других государств. Елизавете Второй пришлось сделать это на похоронах столь нелюбимой ею, отвергнувшей двор бывшей невестки.
Эффект превзошел все ожидания социологов - популярность королевы по опросам MORI взлетела до небес, а народ неожиданно для себя дал волю чувствам: 6 сентября на похоронах Дианы люди не стеснялись открыто рыдать.Для британцев это была настоящая эмоциональная революция. С тех пор прочно укоренившийся в российском сознании стоический образ чопорного англичанина все меньше и меньше соответствует действительности - новое поколение уже не стесняется проявлять эмоции на людях, и вас теперь даже может обнять малознакомый человек, что еще 20 лет назад было здесь делом совершенно неслыханным.
Конечно, и сам Лондон изменился с тех пор, он стал более многокультурным и открытым новым веяниям. Но пример англичанам еще в конце прошлого века подала Диана - своим неприятием викторианских традиций и открытым сопереживанием простым людям.
"Ее толкнули"
